У меня есть хорошие друзья, которые интересуются стариной глубокой. Исследуют и пишут об этом статьи и книги. Я им как-то рассказал, что в округе наших деревень стояло несколько мельниц, и я могу эти места показать. Мы с братом Сашкой всю округу облазили в поисках приключений. И находя что-нибудь непонятное, спрашивали у бабушки, у родителей. Поэтому я и запомнил те места, что где стояло. Друзья идею посмотреть эти места подхватили сразу, и мы, недолго думая, собрались в поход на мою малую родину.
Володя с Сергеем приехали рано утром, собрали еды, чаю и отправились в дорогу. Первая на нашем пути — деревня Пигалята. Я в этих местах люблю появляться один.
Придёшь, и перед тобой эта красота, как будто открывает свои большие древние сказочные ворота, пуская в свои ласковые объятия. А тут ещё и с друзьями. Первый осырок моего двоюродного деда Пети Ванина. Пётр Иванович Коновалов — ветеран войны, он всю войну провоевал на машине Студебеккер. Дошел до Берлина и оставил свою роспись в день Победы на Рейхстаге. Когда пришёл с войны домой, то про свою боевую машину рассказывал везде и всем. Поэтому его и прозвали Студебеккером. Вся грудь у него была в орденах и медалях, значит, воевал достойно. Не помню, чтобы он что-нибудь рассказывал про войну, но про машину, на которой прошел всю войну, мог говорить, не смолкая.
Помню, мы Сашкой эти ордена и медали любили носить, когда дядя Петя приходил к нам в гости. Они прикручивались — так у нас с Сашкой появилось на рубахах несколько дырок, проколотых шилом. Попало потом, конечно, от родителей, но зато ордена поносили. Дом его я, конечно, уж и не помню, но помню яблоню сладкую и два березничка небольшие сзади.
Берёзы Петро Иванович посадил после войны, говорил, что в честь друзей погибших, где-то в сорок седьмом или в сорок восьмом году. Они до сих пор сохранились, а вот яблоня погибла. И мы до сих пор это место называем березник Пети Ванина. В начале деревни есть ещё одно место, которое, собирая грибы, мы обходили немного стороной. По рассказам бабушки Анны, это цыганская могила. В детстве это был еле заметный бугорок. Прошлись по заросшей деревенской дороге и добрались до первой водяной мельницы. Мельница эта была Ивана Яковлевича Коновалова — это отец Петра Ивановича и моего прадеда — брат. Но почему-то все говорили, что здесь была мельница Пети Ванина. По рассказам бабушки, в этом месте был большой пруд. Глубина такая, что кони всплывали. А на этом берегу — мельница. Яма большущая заметна до сих пор. Чуть подальше по другую сторону дороги стоял большой красивый дом. В нём они и жили. Обследовав это место, мы отправились в деревню Конопли.
В этой деревне жил мой прадед Михаил Филиппович Коноплёв, родился и жил мой дед Иван Михайлович, отец Алексей Иванович, и я тоже там родился.
Цель нашей экспедиции тоже водяная мельница. Она принадлежала двум братьям — Илье Михайловичу и Семёну Михайловичу. Семён, Илья и мой дед Иван — родные братья. Все они строители, а Илья ещё и кузнец. Была у них сестра Прасковья, она вышла замуж в село Ныр. Помню, как отец любил с нами ездить к ней в гости. От мельницы осталась и сохранилась до сих пор не очень широкая гать. В конце гати яма, заросшая кустарником. Здесь были шлюзы и крутилось большое мельничное колесо. В деревне между домами Ильи и Семёна бил ключ, и они выкопали пруд, загатили и пользовались этой водой для работы мельницы, когда воды для мельницы не хватало в основном пруду. Семён с моим дедом Иваном ездили по округе и строили дома. Даже мельницы могли, говорят, строить. А бабушка Паруня говорила, что мы сюда давным-давно пришли строить дома и храмы. Не знаю уж в строительстве каких храмов наши предки принимали участие, но церкви в округе стоят. И, может быть, вклад нашего рода в их строительство то же есть?
В начале деревни, немножко поодаль, на берегу небольшой речушки стояла кузня Ильи. Во время коллективизации она плавно перешла в колхоз вместе с кузнецом Ильей. Отец рассказывал, дядя Илья наловит в войну лягух, сложит их в чугунок с водой — и в горно. Только, говорит, крышка подпрыгивает. Сам ест и нас накормит. Мясо лягушек, по его рассказам, похоже на курятину. Мы с Сашкой место это, конечно, обследовали и нашли старый трухлявый пень, весь обколоченный железяками. Потом Илья построил в начале деревни дом, посадил яблони и жил там до старости.
Следующий дом был Коноваловой Анны Кирильевны. Она была учительницей и сестрой моего деда по маме — Михаила Кирилловича Коновалова. Они родились в городе Яранске, и их род занимался производством мебели. Дом Анны Кирильевны был большой и красивый. Саму её я не запомнил, но запомнил почему-то большой красивый винтовой замок кузнечной работы и ключ. Ключ хранился у бабушки Любы, так что мы с Сашкой и этот дом весь облазили. Нашли под клетью старый патефон в кожаном футляре с пластинками. Всё, конечно, разобрали. Интересно ведь, что и как там крутится. Напротив дома через дорогу — большущие серебристые тополя. Даже сучья у них со ствол нашей черёмухи и большой вишнёвый сад.
Следующий дом моего прадеда. Отец после службы в армии построил на этом месте небольшой, но красивый дом в 1953 году и жил с родителями и братом до женитьбы. Вроде бы между домом Ильи и ихним был ещё один дом, но я не помню, чей.
Дальше хозяйство Ильи и Семёна. Илья, построив новый дом, продал свой Анюте Дарьиной.
За Семёном колодец с журавлем и следующий дом Матрены Егорихи. Муж её Егор погиб на войне. Отец даже помнил, как его провожали. Прощаясь, сказал:
— Ну, не поминайте лихом, воевать буду честно: или грудь в крестах, или голова в кустах.
Потом Матрена уехала на производство, а дом продала бабушке Анне.
Следующий дом Орины Мишихи. Когда родители поженились, то бабушка Люба его выкупила, и родители мои стали жить самостоятельно. Там я на печи и родился, а роды принимала бабушка Евленья, наша местная знахарка. За нашим домом колодец с журавлём. А за колодцем дом Егора Филиппыча.
Егор Филиппыч — друг нашего с Сашкой детства. Мастер на все руки, умел даже кожу выделывать, овчины на полушубки. Он был женат на двоюродной сестре моего отца тёте Наде. Все в их доме было сделано его руками: стол, лавки и даже зыбка, в которой качалась их дочь Галина. А ещё он строил новый дом в Махове. У него плохи дела со зрением, поэтому когда он водился со своей любимой дочкой, заодно и присматривал за нами. Нас научил рыбачить удочкой, решетом и марлей, делать свистки, рогатки и ещё много чего. Знал много разных историй и рассказывал их нам, ребятишкам. Учил нас, как достать косточку–невидимку в бане. Надо поймать чёрного кота, ночью после полуночи истопить баню и в котле сварить этого кота до того, чтобы кости отвалились от мяса. Затем все мелкие кости положить отдельно. Каждую косточку положить за левую щёку по очереди и смотреть в зеркало. Как только не увидишь себя в зеркале — это и есть косточка–невидимка. А ещё рассказывал, как добыть цветок папоротника и как он за ним ходил.
Дело было накануне Иванова дня, Егору уж лет двадцать исполнилось. Пошёл в Маховский ельник, присмотрел куст папоротника. Чтобы достать цветок папоротника, нужно найти в лесу куст папоротника, прийти ночью и, усевшись под него, зачертиться углём из своей печки по кругу. Сначала будут казаться разные страхи, их надо пересидеть, и тогда перед тобой пойдут цветы, каждый представляясь — для чего они и как их использовать. Например, от неизлечимых болезней цветок–невидимка, цветок, открывающий клады. Но их лучше не брать, а дождаться цветка папоротника — он самый главный и может всё.
Собрав перекусить в узелок и угля не забыл, отправился Егор за волшебным цветком в Маховский ельник на своё облюбованное место. Зачертился вокруг папоротника по кругу. Сидит и ждет, кругом шум и шорохи от лесной жизни, птички поют. После полуночи всё разом затихло. Появились разные тени, вокруг очерченного круга заходили страшные дивные звери. Пытаются достать Егора, но черта не даёт. Потом вокруг появилось много большущих деревьев.
— Одно из них, — говорит Егор, — со страшным скрипом повалилось прямо на меня, я тут не выдержал. Расчертился, сразу все чудеса пропали и деревьев больших не стало. До дома лупил так, что подошвы от сапог отлетели, домой зашёл в одних голенищах. Больше ни за каким цветам не ходил.
Пройдя по деревне обратно, вышли на место, где была дорога на Ерши Тужинского района. Вот по этой дороге, пройдя в бугор, немного не доходя до верха, и стояла Коноплёвская ветряная мельница. Я уж и не знаю, кому она принадлежала, помню только небольшую яму с обломками полуразрушенных жерновов да куст вербы на краю этой ямы.
Мы всё время, когда пасли коров, отдыхали у этого места, а скотина, вдоволь наевшись сочной травы, располагалась отдыхать вокруг нас.
Как-то мы с мамой пасли коров, я тогда в техникуме уж учился на агронома, отдыхали тоже у этой старой мельницы. Уже ближе к обеду к нам из Ершинского леса пришёл большой серый волчище. А я на пастбище всегда брал с собой большую толстую палку и нож. Весь день сижу и режу эту палку, к вечеру она у меня вся в резьбе, как посох древнего старца–ведуна. Красно-коричневая корова тети Надина вскакивает с места и за волком — я за ними. Корова, отогнав волка, по кругу убежала снова в стадо. А я получилось, что с палкой и ножом бегу за волком. Пробежав немного, волк остановился, повернулся ко мне, широко расставив лапы, смотрит на меня. Я, конечно, тоже остановился и смотрю на него. Страха в тот момент никакого не было, я в любой стрессовой ситуации почему-то начинаю улыбаться. Людей во время конфликта это раздражает ещё больше, а волк, посмотрев на мою улыбку, наверное, решил: что с придурком связываться? Повернулся и убежал в лес. А я вернулся на пастбище резать резьбу на своей палке.
Я показал место своим друзьям, где была мельница, и мы отправились обратно к машине. Подкрепились, чем Бог послал, и на этом наше первое путешествие закончилось.
В этот раз я подготовился более основательно. Доделал давно ожидавшую своей очереди коптильню и приготовил к походу копчёного мяса. Не спеша добрались до места. Обследовать в этот раз предстоит многое, не теряя времени, приступаем. На слиянии двух речушек, когда-то протекавших по дну оврагов, у деревни Епишата образовался как бы полуостров, и на самом мысу стояла большая деревянная шахтная сушилка. Чуть поодаль зерновой склад для хранения семенного материала. Метров через пятьдесят по берегу Коноплёвского оврага стояла ладонь для сушки и переработки льна, крыша у неё была покрыта этим же льном. Чуть подальше от зернового склада на берегу Пигалёнского оврага была ещё одна кузня. Про неё говорили, что построили уже при советской власти, перед войной, когда сгорела Коноплёвская. От всего этого богатства остались одни ямы. Мои друзья их засняли на фотоаппараты. И мы отправились в Пахомово.
Цель нашей экспедиции в Пахомово — старинная четырёхклассная начальная школа. Здесь многие годы обучались дети всех окрестных деревень, когда она открылась, уж никто и не знает, а вот закрылась в 1950 или в 1951 году. Два здания перевезли в село Рождественское. Одно из них, уже полуразрушенное, стоит до сих пор. На месте, где они стояли, нашли ямы и огромные стволы упавших и полусгнивших серебристых тополей. Внизу в овраге была гать и стояла водяная мельница, с детства в этом месте я запомнил только остатки гати и крутой глинистый берег с широкой прожилкой белой глины. Ничего не осталось, только ров от привода мельницы, а берег стал положе и давно зарос травой и крапивой.
Как запомнил мой родственник Анатолий Михайлович Махов, в деревне было домов восемь. А вот кто в них жил в последнее время, я спросить его уже не успел. Деревню основал Пахом по прозвищу Жадный. Прозвище он получил из-за земли. Получилось так: приехал землемер и спрашивает:
— Сколько земли тебе надо?
Пахом говорит:
— Много.
Землемер почесал затылок и говорит:
— Беги, пока не упадёшь, упадёшь и лежи. Я приду и по это место тебе земли намеряю.
Долго Пахом бежал, но все-равно умаялся и упал. Лежит, ждёт. Подходят мерить, а Пахом ещё и руки вперёд себя вытянул.
— Ну и жаден ты мужик, — говорит землемер и намерял ему земли по вытянутые пальцы рук. Земли намеряли достаточно, только к Пахому с того времени пристала кличка Жадный. На самом деле человек был добрейший и мастер на все руки.
По Пахомовскому полю направляемся к Маховской ветряной мельнице, она находилась по дороге на деревню Займище, и рядом с нею стояла большая старая липа. Я запомнил только старую полусгнившую липу и развалины этой мельницы. Ничего не нашли, я лишь сейчас понял: выше надо было искать, да и поле всё заросло деревьями. Берёзы и осины, земляника и море грибов. Ну да и ничего, найдём на будущий год.
Возвращаемся в Махово. Деревня Махово разделена на две стороны рекой и большущим прудом и оврагом. По дороге от Геннадия Степановича совсем недалеко длинная широкая гать со шлюзами деревянными и старыми, я их ещё запомнил. Уже давно в весенний паводок они не выдержали натиска природы и развалились. Рыбы в этом пруду было очень много, особенно щук. Мешками домой таскали. В этом пруду ещё совсем маленький я научился плавать. Не помню, чтобы кто-то зимой на наших прудах ловил рыбу. Их у нас только больших было три, да два поменьше. А развлечений у нас зато на этих прудах было всякое множество. В выходные и каникулы с утра до вечера мы развлекались на этих прудах. Всё вокруг звенело от наших криков и радостного детского смеха. До сих пор помню это чувство радости от единения с красотой нашей природы. Посмотрели на всю эту заброшенную красоту, уже заросшую травой и кустарником, и вернулись к месту, где жил Геннадий Степанович Махов. Он у нас комбайнёр и тракторист, немного, насколько позволяла работа, занимался пчеловодством. А ещё — самодельщик и мастер на все руки. За его аэросанями мы, ребятишки, бегали и даже катались на них.
Вспомнил, как он проучил свою тёщу, и потом за это вся округа над ним прикалывалась. А дело было так. У него умерла жена, а тёща осталась и живёт с ним, ребятишек осталось у него трое, Геннадий на работе, тёща ведёт хозяйство и ухаживает за детьми. Живут мирно и дружно, только вот тёща почему-то считает себя главной. Приходит с работы, теща собрала ему на стол, а Геннадий и говорит:
— Теща, выпить бы с устаточку.
Она:
— Только через мой труп.
Берёт стул и садится на западню, где в подполье хранится самогонка, и сидит вяжет носки.
Геннадий с досады и ложку бросил. Ушёл на улицу, но затею свою выпить не оставил, вытащил крышку, что закрывала лоток, через который отпускали картошку в подполье, и безо всяких препятствий, сорвав на закуску яблок с яблони, росшей рядом с домом, оказался в заветном месте. Я эти яблоки пробовал — сладкие. Сидит, выпивает, закусывает — весело стало. Тёща сидит на западне, успокоившись, задремала. А любимый зять — под ней в подполье. Он уж и забыл, что в подполье, да как запоёт:
— Эх, тёща моя, полушубок стеганый…
Слышит, что-то состукало и стучит мелкой дробью. Пошёл проверять, заходит в дом, глядит, а тёща лежит у печки на западне и ногами дрыгает.
Побежал к соседке Таисье Серёжихе. Она, да местные бабки–ведуньи отхаживались целую неделю. Оздоровела, зато потом, когда зять придёт с работы, спрашивала:
— Геннадий–батюшко, может, выпьешь с устаточку?
А народ при встрече каждый раз прикалывался:
— Ну как, Степаныч, здоровье-то у твоей тёщи?
Пройдя по этой стороне Маховской деревни, мы пришли к месту нашей стоянки. В березничке на берегу крутого оврага и заросшего тиной пруда отдохнули, подкрепились, и на этом наш второй поход закончился.
Цель нашего путешествия сегодня — деревня Танаково. Это древняя родина наших предков со стороны бабушки Анны. По словам бабушки, наш род — выходцы из Тверской губернии.
Она слышала от своего деда, а я от неё, так что в точности своих исследований я не уверен. Да и ладно, хоть чего-то да слышал. Дед бабушки — Коновалов Яков — был местным помещиком, было у него трое сыновей — Павел, Пётр и Иван. Пётр и Павел служили в армии, а Иван жил с отцом до женитьбы и помогал вести большущее хозяйство. Были и дочери, но как их звали и сколько, я узнать пока не смог. Иван, женившись, переехал в деревню Пигалята. Построил большой красивый дом и водяную мельницу перед ним. Её-то мы недавно и обследовали. Пётр, дослужившись до звания унтер-офицера, купил дом в Яранске и жил там. Я с помощью друзей из районной библиотеки этот дом нашёл.
«Дом деревянный двухэтажный со службами. Унтер-офицер Пётр Яковлевич Коновалов по ул. Смоленской (ныне Труда) правая сторона». (Раскладочная ведомость об оценке частых недвижимых имуществ города Яранска для обложения их городским оценочным сбором на 1915 год. Яранск городская управа).
А вот прадед мой служил царю и родине долго где-то на юге. Женился там на дочери богатого то ли купца, то ли дворянина. Я пока даже имени своей прабабушки не знаю. Знал, но затерялось оно где-то на полках моей памяти. Отслужив свою службу, вернулся прадед по ранению вместе с семьёй в родное поместье, в деревню Танаково. Предоставили ему службу закупать продовольствие для царя. Всё, что закупалось, хранилось в огромных двухэтажных складах–магазеях, их было несколько. В Танаково их было три или пять, точно уже никто не знает. Знаю, что были они ещё в Большом Панчине.
Слышал легенду, как образовались эти три деревни — Танаково, Малое и Большое Панчино: «Во времена боярыни Морозовой бежали три семьи крепостных крестьян. Они облюбовали и заселили эти места. По именам глав семейств и были названы эти деревни — Малый Панча, Большой Панча и Танак».
Магазеи стояли на своём месте ещё после войны. По рассказам бабушки Анны, в одном из них был магазин, в другом контора и помещение, где припоздавшим путникам можно было заночевать. Была большая конская привязь, у которой всегда стояло много лошадей. Жили в них ещё и кошки. Потому что бабушка говорила, что мы туда бегали маленькие с кошками играть.
Братья Коноваловы с женами.
Сидит: Павел Яковлевич, был заведующим магазеями и владел мельницей в д. Танаково.
Стоит: Иван Яковлевич, владел водяной мельницей в д. Пигалята (отец Пети Ванина).
Фото 1900(?) года.
По правую сторону от магазей строился большой двухэтажный дом прадеда Павла, но переехать не успел: помешала революция.
Так выглядели и Танаковские магазеи.
Современное фото сделано в северных областях России.
По левую сторону на расстоянии около километра недалеко от речки работало два морга. Через речку и мост по правую сторону дороги был кирпичный завод, построенный братьями Маховыми, для строительства себе домов.
Всё посмотрели, засняли и поехали на другую сторону Танакова. Заезжаем в деревню. Дорога заходит посреди деревни, потом по гати идёт на другую сторону пруда. На этом берегу по левую сторону стоял большой конный двор. В начале гати крутилось водяное колесо, а что оно приводило в движение, я не знаю. Рассказывали, что была маслобойка. Может быть, её ров для привода какого-то механизма заметен до сих пор. Метров за сто на берегу оврага стояла шерстобитка.
На правой стороне два красивых каменных дома, построенных братьями Маховыми. Они их построили до революции и жили счастливо, пока она не началась. Установилась советская власть, организовали в Танаково коммуну, и эти дома коммунары забрали, а хозяев выгнали. В одном из них долго была колхозная контора, а второй через несколько лет один из братьев выкупил. До этого жил в землянке, выкопанной в Танаковской горе. Старожилы говорили, что даже и там у них красота была, как во дворце. Каменный и более древний был ещё один дом, двухэтажный, по бокам с бревенчатыми верандами. В нём родился и жил мой прадед с семьёй Коновалов Павел Яковлевич. Его, конечно, советская власть забрала себе, прадед с женой были арестованы и сосланы куда-то. Всё пропало в круговерти революционных событий, и они тоже.
За деревней — две ветряные мельницы были. Первая — братьев Маховых (её отобрали, конечно, зачем строить, когда и так есть). На её месте нашли небольшую яму и два полуразрушенных жернова. Вторая — моего прадеда Павла, потом она досталась его племяннику Семёну Ивановичу. Не знаю, долго или нет он ею владел, но во время коллективизации тоже отобрали, а Семёна ещё и в тюрьму посадили.